Дэвид с Эмми застряли посреди пустынной трассы, когда их машина отказала и больше не заводилась. Ночь застала их у придорожного мотеля — маленького, запылённого, с тусклым неоновым светом и тишиной, нарушаемой только далёким шумом ветра. В номере, чтобы скоротать время и согреться, они нашли старые видеокассеты. По беспечному любопытству включили одну из них — и ужас сжал их сердца: на экране разворачивались жестокие, садистские сцены, снятые камерами, которые отразили именно этот интерьер, те же углы, та же кровать, та же лампа. Чем дальше шли записи, тем яснее становилось: фильмы запечатлели события, происходившие в самой комнате, где они теперь сидели.
Паника охватила супругов. Они метались по коридорам мотеля, пытаясь уйти от того, что показалось неизбежным, но то, что казалось частной комнатой, оказалось паутиной наблюдения: скрытые устройства спрятаны по всему зданию. Каждый их шаг попадал в объективы, каждой их попытке уйти сопутствовал чей‑то наблюдательный взгляд. Сопротивление сменялось отчаянием — бег, прятки, тщетные поиски помощи. Соотношение пространства и контроля перевернулось: привычные двери и окна стали частью чужого сценария.
Они чувствовали, как их жизни превращаются в материал для новых экранных мучений. Неизвестные, прячущиеся по ту сторону мониторов, уже строили планы, выстраивали кадры, ожидая подходящего момента. Дэвид и Эмми осознавали, что не просто попали в чужую историю — ими собирались заменить героев предыдущих записей, сделать соседями новых кошмаров, оживить очередной фильм, где главные роли предназначены тем, кто ничего не подозревает.