Полчаса на жизнь

Накануне Рождества часы отмеряют последние тридцать минут его жизни вновь и вновь. Мужчина просыпается на одном и том же диване, в одной и той же квартире, где гирлянды тускло мерцают, а запах хвои и мандаринов висит в воздухе. Первые секунды каждой петли приносят иллюзию обычного вечера: тепло лампы, шелест пластинок, приглашение тишины. Потом приходит знакомое ощущение — что-то не так, как будто время сгущается к точке, где всё вдруг обрывается. Он пытается вспомнить предшествующую ситуацию, цепляется за мельчайшие детали: скрип подоконника, отблеск ножа в полумраке, шаги в коридоре, чья-то рука, закрывающая рот. Каждая попытка изменить ход событий заканчивается тем же финалом — внезапной болью и затем — темнотой, затем снова возвращение к началу вечера. Петля лишает надежды: он уже знает мимику нападавшего, звук выстрела или шорох одежды, но знание не спасает. С каждым повтором растёт усталость и отчаяние, как будто время точит его нервы лезвием ожидания. На фоне праздничных украшений его ужас становится ещё более абсурдным — смех с улицы и звон колокольчиков контрастируют с личной трагедией, превращая праздник в мучительное эхо. Он замечает мелочи, которые раньше ускользали: отпечаток ладони на стёкле, бабушкину записку в ящике, забытый пакет с подарком — всё это повторяется, как тени. Петля не даёт объяснений, только повтор — отмеренные тридцать минут, в которых он снова и снова переживает собственное убийство, ощущая, как надежда то тает, то вспыхивает, но исход остаётся неизбежным.